![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
october_bolshДвести лет назад, 5 мая 1818 года, в городе Трире Рейнской провинции Прусского королевства родился человек, ставший основоположником научного коммунизма — Карл Маркс. На этом я позволю себе закончить красивое предисловие, поскольку, — как хорошо знают мои постоянные читатели, — красивые предисловия я писать не умею, и перейти к сути.
Несмотря на то, что со времени физической смерти Маркса прошло уже сильно больше века, а коммунистическое движение не только в России, но и во всём мире переживает сейчас, мягко говоря, не самые лучшие времена, — в политическом смысле Маркс по-прежнему не просто жив, но и, не побоюсь этих слов, поживее многих живущих. История раз за разом подтверждает правильность основных выводов, к которым пришёл этот великий учёный, исследуя развитие капиталистического общества, и совсем скрыть это просто невозможно... а потому перед "верхами", — и в России, и по всему миру, — встаёт достаточно трудная двуединая задача: с одной стороны, "утилизировать" учение Маркса, "очистив" его от революционности и обратив оставшееся против того класса, ради победы которого Маркс всю жизнь и работал (тут, вне всяких сомнений, наибольших успехов достигла "постсоветская" "элита", но думать, что "элиты" на "Западе" не ведут никакой работы в этом направлении, было бы величайшей ошибкой; работают они, и ещё как), — с другой же, отвадить от учения Маркса "простонародье", чтобы затруднить общественным "низам", недовольным своим положением, поиск пути к освобождению.
В России для того, чтобы отвадить "простонародье" от марксизма, нередко используется выдумка о "русофобии" основоположника научного коммунизма. Вот, в частности, на днях в "Родине", — "историческом" издании, имеющем некоторое отношение к официозной "Российской газете", — появился материал с крикливым заголовком: "Карл Маркс: сжечь Одессу... разрушить Севастополь...". Автор её, некто Николай Андреев, утверждающий: "Я прочитал все работы Маркса, в которых так или иначе речь идет о России" (в правдивости этого утверждения есть сомнения, но не суть), — приводит некоторое количество цитат из разных работ Маркса, предваряя их "выводом", который они должны "обосновать": "Мало кто даже из современных западных политиков говорит о России с такой проникновенной ненавистью, как это делал Карл Маркс". Такова концепция, которую, теперь, видимо, следует считать официальной (а как ещё-то... в преддверии юбилея некоего выдающегося деятеля, - широко, между прочим, отмечающегося в одном большом соседнем государстве, которое, если верить российскому официозу, является для России "стратегическим союзником", - и в связи с этим юбилеем в официозном издании появляется большой материал со вполне однозначными оценками; если это не официальная позиция, то как должна выглядеть официальная позиция, вообще?!), — и отвечать на неё следует так же. Концептуально, то есть.
Собственно говоря, из всех приведённых в статье Андреева цитат есть аж целая одна, которая заслуживает особого внимания: "Да, провидец Маркс и мысли не допускал, что в России возможна пролетарская революция. По его мнению, в ней "может быть только тот или иной бунт, причем достанется немецким платьям, а революции никакой и никогда не будет"". Если Маркс, в самом деле, когда-либо говорил о том, что в России "революции никакой и никогда не будет", — то это означает, что тогда Маркс допустил существенную ошибку... возможно, самую существенную из ошибок, которых он (как и любой великий учёный), по ходу своей многолетней деятельности, совершил множество (иное дело, что, как и положено великому учёному, большинство своих ошибок Маркс сам же и исправил). В общем, потратив пару часов на поиск соответствующего места в собрании сочинений Маркса и Энгельса (к счастью, пока его тома можно найти в Интернете, вот тут например), я, отчаявшись, решил спросить у "Яндекса", и удача мне улыбнулась. В смысле, нашёлся материал, где дана эта же цитата с указанием источника: "Известно, что Маркс презрительно отзывался о возможности революции в России. В ней «может быть только тот или иной бунт, причем достанется немецким платьям, а революции никакой и никогда не будет». Так говорил он в 1863 году [xiv]". Увы, оказалось, что "xiv" — это не какая-либо статья или книга Маркса, а... в общем, это "[xiv] См. Записки полк. Лапинского, начальника морской экспедиции в пользу польского восстания. «Исторический Вестник», 1881, №1, 80". Беглый осмотр этого материала ("статьи известного русского историка, писателя, литературного критика, публициста Николая Ивановича Ульянова (1904-1985), впервые опубликованной в 1968 г. (Возрождение (Париж). - 1968. - N201)") показал, что большинство цитат, использованных Андреевым, ровно в том же виде и контексте приводятся и в статье, обнародованной полвека назад, — собственно, поэтому у меня и появились сомнения, что Андреев "прочитал все работы Маркса". Впрочем, писал Андреев свою статью сам или драл у Ульянова — с этим пусть руководство "Российской газеты" разбирается, а мне до того дела нет, поскольку, повторюсь, предъявлена концепция, и отвечать на неё нужно концептуально.
В различных работах Маркса и Энгельса, в самом деле, содержится немало критических слов (порой переходящих в ругательства) о России... только не России вообще, а о вполне определённом российском государстве, — а именно, Российской империи, какой она была до 1861 года, до отмены крепостного права. Именно такой Маркс и Энгельс увидели Россию, когда формировались, как личности, — это не могло не сказываться и на их оценках пореформенной России (оставшейся самодержавным государством с крупным помещичьим землевладением).
Первая аналогия, которая приходит в голову при взгляде на Империю Николая I, — это, разумеется, пресловутый "Третий Рейх", нацистская Германия. Однако сразу становится ясно, что аналогия эта — ложная, поскольку в нацистской Германии, сколь бы мерзким это государственное образование ни было, немцами всё-таки не торговали, как скотиной... а вот русскими в "Российской империи" — торговали. В остальном — всё то же самое, только с поправкой на время: политические и гражданские права имеются только у царя и ближайших придворных (если в 18 веке русские самодержцы, время от времени, получали пинки "снизу", от гвардии, то Николай I решил эту проблему, разбив декабристов), все остальные — имеют ровно столько свободы, сколько им предоставит царь (и ровно до того времени, пока у царя хорошее настроение); недовольным (если не успели или не захотели сбежать за границу) — плети, тюрьмы, каторга (наиболее опасным, разумеется, петля или пуля); какого-либо подобия парламента нет даже в качестве декорации, "диалог правительства с народом" отсутствует (за ненадобностью для правительства). Это — внутри страны, а для зарубежья — "активная внешняя политика", с открыто провозглашаемой ("Господа, седлайте коней, во Франции революция!") готовностью вторгнуться в любую европейскую страну, где возникнет угроза "Стабильности"... вот такой вот, в общем, несимпатичный вид имело государство, существовавшее в первой половине 19 века на территории нашей Родины. Было ли это государство нашим? Каждый русский волен ответить на этот вопрос сам. Лично для меня тут всё однозначно: народ — мой, государство — чужое... ну, а вот для журналиста "Российской газеты" Андреева, соответственно, наоборот, для него тогдашнее российское государство "своё", а народ - постольку-поскольку. Это вполне естественно: мы с журналистом Андреевым служим разным общественным классам, это накладывает свой отпечаток и на наше с ним отношение к прошлому.
Как уже сказано, аналогия империи Николая I c "Третьим Рейхом" будет не вполне точной, — но лишь потому, что империя Николая I, как государственное образование, была ещё хуже. Едва ли русского человека (даже если это, допустим, интеллигент), который в каком-нибудь 1942 году мечтал о "сожжении Берлина" и о том, чтобы "вся эта проклятая Германия куда-нибудь провалилась", можно упрекнуть в ненависти к немцам и всему немецкому; вполне определённое немецкое государство находилось с российским (СССР и, соответственно, РСФСР, как его частью) в состоянии войны, эта война приносила русским (наравне со всеми народами СССР, особенно с теми из них, чьи территории проживания непосредственно попали под удар) неисчислимые страдания, в ответ рождалась ненависть, принимавшая, порой, вид резких и очень резких слов и мыслей (при этом, в спокойном состоянии тот же русский человек вполне мог понимать, что "есть и другая Германия", и даже проявлять человеческое сочувствие к немецким пленным). То же самое и с отношением европейских рабочих к империи Николая I: видя перед собой достаточно сильный в военном отношении реакционный режим, даже не скрывавший своей готовности в любое время оказать военную помощь любым европейским угнетателям, — рабочие Европы, естественно, испытывали по отношению к нему ненависть, которая, временами, могла распространяться и на весь тогдашний русский народ (который, в конце концов, терпел тогдашний антинародный режим и даже поставлял для него солдат). У сознательного русского рабочего (современного) нет оснований упрекать тогдашних европейских пролетариев за эту ненависть, — у него есть основания разделять её, поскольку империя Николая I является не только позорной страницей русской истории, но и, видимо, неким образцом для некоторых современных "хозяев России". Не Маркса следует сознательным русским рабочим упрекать за то, что он мечтал о "разрушении Севастополя" и "сожжении Одессы", — а своих предков, за то, что допустили существование антинародного режима Николая I и позволили ему сделать Севастополь, Одессу и многие другие русские города своими опорными крепостями.
А что касается Маркса, то именно за его тогдашнюю "русофобию" русским рабочим, — да и вообще всем сознательным русским людям, — следует поблагодарить его отдельно. "Молодой Маркс уделял много внимания Крымской войне", — пишет журналист Андреев, и это правда... но не вся. Маркс и Энгельс, стоя во главе общеевропейской Коммунистической партии, (той самой, чей Манифест они, в своё время, написали), смогли раскачать европейское общественное мнение для войны против империи Николая I. "Русофобские" настроения среди тогдашней европейской общественности (да и среди "элиты"), разумеется, существовали и без них, — но "элиты" предпочитали играть против "Российской империи", избегая "большой войны"... тем более ради Османской империи. Именно крайней левой партии удалось создать примиренческим настроениям противовес, достаточный для того, чтобы европейские державы, всё-таки, вступили в войну. Война эта велась ограниченными контингентами и, если приглядеться, без особого энтузиазма со стороны французского и британского командования, — но и этого оказалось достаточно для того, чтобы армия Николая I потерпела несколько крайне неприятных для себя поражений в Крыму (на других фронтах царская армия действовала более успешно), увенчавшихся потерей Севастополя. По итогам, Россия на несколько лет лишилась возможности держать флот на Чёрном море... а российская "элита" осознала, наконец, что внутри страны пора уже что-то менять. Отмена крепостного права и другие "великие реформы" Александра II, "диктатура сердца", бурное развитие российской промышленности во второй половине XIX - начале XX веков, — всего этого просто не было бы, если бы российское самодержавие не получило по зубам в ходе Крымской войны. Пресловутая "Россия, которую мы потеряли" даже не возникла бы, если бы Маркс и Энгельс не раскачали европейское общественное мнение на Крымскую войну. Разжигая ненависть к мерзкому государственному порядку, существовавшему на русской земле, — классики марксизма прямо и непосредственно поспособствовали развитию России.
